Новая волна британских дизайнеров набирает высоту: еще чуть-чуть, и они нам новый мир постро­ят. А пока их главный город-сад-Лондон, где они удивляют, радуют, даже пугают своей дерзостью, но не забывают ставить самые безудержные эмоции на железные рельсы бизнеса модной индустрии.

Как только они заявили о себе, критики сразу вспомни­ли, что столь же громогласным было появление на поди­уме Джона Гальяно и Александра Маккуина десять лет на­зад. Крестоносцы новой модной лихорадки — так сегод­ня называют британских дизайнеров Джайлза Дикона, Кристофера Кейна, Луизу Голдин, Гарета Пью, Генри Холланда, Роксанду Илинчич и Джонатана Сондерса.

Едва их дипломные коллекции увидели свет, как искушенные модницы, инвесторы и критики потре­бовали добавки. Неоновые футболки со скабрезны­ми рифмовками, воздушные платья-баллоны, пальто с графичными принтами — и лондонские бутики тут же встали в очередь за новинками.

Но таков жестокий закон рынка: появляется спрос — твой беззаботный творческий полет резко обрывается. Приходится спускаться с небес на землю, а еще лучше сразу спланировать за стол переговоров. Так что пока витаешь в облаках, подумай о том, что надо не только уметь держать нитку с иголкой или двумя штрихами творить во имя моды, но и продавать, снимать реклам­ные кампании при минимальном бюджете и отсутствии всяческих советчиков, помощников и статистов.

Так уж повелось, что с недавнего времени молодые и талантливые собираются в английской столице. «В Лондон! В Лондон!» Художественных школ здесь больше, чем экономических факультетов. Central St.Martins, Royal College of Art, London College of Fashion плюс спонсорские программы вроде Fashion East и New Generation без устали год за годом куют но­вых Лагерфельдов.

Чем дышат и что пишут эти юные дарования? Ста­раются ли угодить? В избытке ли у них вымысла? Мно­го ли слов еще в копилке? Далеко ли до эпилога? Суди­те сами.

Джонатан Сондерс приехал в Central Saint Martins из Глазго. В 2002 году окончил колледж по специаль­ности «набивные ткани». Но времени праздновать диплом и кататься по миру перед началом трудовой де­ятельности у него не было. В преддверии лондонской Недели моды проходит так называемый Fashion East. Инициаторы этих показов настоящие добрые самари­тяне — они приглашают молодых и никому не извест­ных дизайнеров на подиум и оказывают им всяческую финансовую поддержку. Одним из таких счастливчи­ков стал Сондерс.

«Засветившись» и прославившись, Сондерс все же предупреждает остальных: «Не надо сидеть и ждать, пока кто-то придет и скажет: «Мы тебе миллион, а ты нам коллекцию». Поначалу я где спал, там и работал, все модели изобретал прямо на кровати. Но меня за­метили, это главное. Так что пришлось подняться с кровати и переселиться в студию», — смеется Сон­дерс. «Что я испытал, когда получил первый заказ от Harrod's? To же, что и вы на американских горках — ужас. Слезете ли вы с них живыми и невредимыми — неизвестно. Дорога ли это наверх или на верную ги­бель — тоже».

Saint Martins хорош своими творческими студи­ями, но уметь поставить свой бизнес не менее труд­ная и творческая задача. И Сондерс справился с ней на «отлично»: собственный бренд Jonathan Saunders, линия костюмов для танцевальных ансамблей, линия косметики, коллекция багажа для Globe-Trotter, со­трудничество с брендами Emilio Pucci и Chloe. «Лон­дон — сумасшедший город. Сбавлять темп нельзя — тут же все про тебя забудут. Проекты есть всегда, надо де­ржать руку на пульсе, не упустить предложение, а как только ты это предложение получил, договорись со всеми, нарисуй модели и организуй встречи и показ. Правда, часто бывает и так, что, отдышавшись, ты ог­лядываешься и понимаешь, что вещи должны быть не красивы, а востребованы на рынке».

Пока Сондерс переводит дух после головокружи­тельных виражей, лучшим шотландским дизайнером признан Кристофер Кейн. В прошлом году он полу­чил премию Harrod's Design Award и следом — спонсорскую поддержку по программе New Generation сети Top Shop. Ему всего 25. Первые его экзерсисы — элас­тичные мини-платья кислотных оттенков — удивили публику. «Носить или повесить в шкаф и любовать­ся?» — никак не решались модницы. Слишком долго они набирались смелости, в конце концов их опере­дили Карин Ройтфельд, главный редактор французс­кого Vogue и Виктория Бекхэм: во всех модных журна­лах они красовались в кислотных мини.

«Впервые в жизни я делаю то, что хочу, — рассказы­вает Кейн. Диплом магистра искусств — звучит гор­до, но вести каждый день 16 проектов и управлять ателье — совсем другое дело. Просто крыша едет, ког­да все заказывают новую коллекцию, а надо сосредо­точиться на старой. И очень часто возникает только одно желание: послать всех подальше и посидеть хотя бы пять минут в тишине».

А вот Генри Холланду тишины совсем не хочется. Ему по душе гомерический хохот. Почитаешь сальные шуточки на футболках вроде «Я бы с Кэмпбелл Наоми не только бы в доме» или «На сеновал ночью выйди, Кроуфорд Синди» — и сразу ясно, что всяких великос­ветских Saint Martins он не кончал. Но футболки поль­зуются бешеным спросом, а формула успеха проста, как все гениальное: броский цвет футболки + гром­кий слоган = бешеная популярность. Конечно, юмор стареет, а на другом языке и вовсе может потеряться, особенно если шутка рифмованная. Но ведь под пес­ню танцуют не потому, что у нее хорошие слова.

Самому «старенькому» из новичков, Джайлзу Дикону, от Холланда тоже досталось: «Умру на тебе, ве­ликом, Джайлз Дикон!» Лучший дизайнер 2005 года, выпускник Saint Martins, Дикон приехал в Лондон из рабочего Северного Йоркшира, так что этот похожий на аспиранта модный дизайнер сам шутник еще тот: «Конечно, одежда должна быть веселой. Вы же не хо­тите, чтобы мода превратилась в занудную ярмарку тщеславия. Главное, чтобы качество оставалось на вы­соте, а так — можно сколько угодно смешить публику. И, кстати, мои кумиры Андре Курреж, Ив Сен-Лоран или Эльза Скиапарелли часто очень легкомысленны в своих коллекциях».

Дикон управляет собственным лейблом Giles, со­здает сумки и одежду для Mulberry и New Look, а так­же придумывает дизайн ноутбуков для Intel. Видимо, по причине почтенного возраста — Джайлзу целых тридцать пять лет — его, как самого авторитетного, пригласили читать курс по дизайну в Лондонском кол­ледже моды. А может, по причине того, что он единс­твенный носит очки. И видимо, для дальнозорких: в зимней коллекции он представляет свитеры и коф­ты из гигантской пряжи и толстый черный жакет-бо­леро с пришитыми рукавами, похожими на варежки. «Я сам знаю, что ник­то себе такое не купит, хотя вот несколько раз видел, как жакет надева­ют для съемок». Тонкий (по сравнению с пряжей его моделей), почти не­уловимый британский юмор — это, конечно, хорошо, но вот вопрос: помогает ли он в деле? «Разумеется, помога­ет: бывает, ляпнешь что-нибудь — и такое начинается!»

А дизайнер трико­тажа Луиза Голдин уже доигралась: после того как на подиуме появи­лись модели с головны­ми уборами, закрываю­щими пол-лица, британс­кие политики встали на уши: «Голдин решила нас всех нарядить в паранд­жу!» «С чего они взяли? Обыкновенный лыжный шлем со стразами», — не­доумевает она. Мало того что критики ее не пони­мают, производители ее одежды подчас поднимают руки и сдаются на милость победителя: перед выходом коллекции четыре фабри­ки отказались шить эти модели — слишком сложно.

Самой же Голдин все оказалось по силам — при том, что до учебы в Saint Martins у нее даже вязальной маши­ны не было. Теперь она открыла фирму на озере Комо в Италии и что хочет, то и творит. «Я вдруг поняла, что могу работать с огромными машинами и компью­терными схемами. Так что все эти математические выкладки и компьютерные программы для меня не бином Ньютона. Впрочем, в физике я не сильна, с де­тства ее не перевариваю», — признается дизайнер.

Действительно, все наши таланты родом из дет­ства, ну или, по крайней мере, из юношества. Страш­ный и ужасный Гарет Пью раньше увлекался танца­ми, Джонатан Сондерс мечтал рисовать мебель, Ген­ри Холланд хотел стать знаменитым журналистом, а сербская модель Роксанда Илинчич восхищалась ар­хитектурой. И все-таки, когда пришла пора выбирать профессию, все они были единодушны.

«Мода — это моя мания», — признается Роксанда Илинчич с улыбкой. Высокая, худая с огромными гла­зами — она похожа на женщину-вамп, а ее пухлый крас­ный рот завораживает: «Мои платья напомина­ют сложные конструк­ции и скульптуры. Они — самое дорогое, что у ме­ня есть. Некоторые мои коллеги пренебрегают возможностями трехмер­ной компьютерной гра­фики. Я же хочу рассмат­ривать вещи со всех сто­рон, как здания Гауди». Кристофер Кейн, на­оборот, так воспел женс­кие прелести, что выхо­дить на улицу в его платье без охраны не рекомен­дуется. «Я вырос вместе с сестрой. Взрослел, гля­дя на ее округлости и из­гибы. Я всегда хорошо ри­совал, а она нет. Приходи­лось делать ее домашние задания по ИЗО. И я был не против. Все правиль­но: она муза, я художник».

А вот Гарет Пью рисо­вать не умеет совершен­но. Но он всегда непроиз­вольно тянулся к бумаге и карандашу. Одно из пер­вых его воспоминаний — шляпа из спектакля-пантоми­мы. «Лет в десять я был задействован в этом представле­нии. Там в финале играли пышную свадьбу с шикарными костюмами. Разве мог я появиться на ней без головного убора? Купил пару метров крепа и сел за мамину швей­ную машинку. Получилось у меня, разумеется, черт-те что! Хотя сейчас вспоминаю и думаю, что не так уж пло­хо получилось... Конечно, в то время я танцевал намно­го лучше, чем шил. Теперь, кажется, ни того, ни другого толком не умею», — рассуждает самокритичный Пью. Из всей этой новомодной лондонской поросли Га­рет Пью — единственный истинный enfant terrible, гонимый обществом оригинал, противник каких бы то ни было деловых стратегий. Похоже, от маскарад­ных костюмов для театральных представлений он так и не смог отказаться и продолжает шить то, в чем ни один нормальный человек ни за что не выйдет на ули­цу, а даже если кого и посетит подобная безумная идея, то обойдется она в кругленькую сумму. Юбки-баллоны, обтягивающий черный латекс, фетишист­ские платья из человеческого волоса и огромные, вздымающиеся волнами, наполненные гелием одеж­ды из парашютного шелка, — все эти произведения вошли в его четвертую коллекцию, уже почти пригод­ную для носки.

Пью часто называют дизайнером-отшельником. В поисках пути к самому себе и собственному сти­лю, он пережил три английские зимы без отопления. Высокая жертва ради искусства? И да, и нет. Не все ради спасения собственной души. Помимо создания коллекций Пью снимает видео, делает инсталляции.

В лондонском Музее Виктории и Альберта он устроил выставку-продажу своих работ под названием «Мода в движении», и точно такой же проект запустил в му­зее Гуггенхайма в Бильбао.

«Британия всегда была щедра на эксцентриков и ис­тинных художников, и дизайнеры нынешнего поколе­ния невероятно креативны и полны идей, — считает Надя Сваровски, вице-президент по связям с обще­ственностью фирмы Swarovski. — Но нынешняя моло­дежь отличается от предшественников более профес­сиональным подходом. Они очень хорошо умеют увя­зывать творчество и бизнес».

«Я в Лондоне почти семь лет, — рассказывает Пью. - Здесь все мои друзья и коллеги, и без них я задохнусь. И не смогу работать. Мне необходимо постоянно быть в центре событий. А в Лондоне я всегда понимаю, за­чем я есть и что мне нужно делать».

Кейн согласен с ним: «В этом городе поднимают­ся волны креативной энергии, сюда стекаются сумас-шедшие и гении. Я же часть этого биополя». «В конце концов здесь здоровая ци­ничная обстановка, а что еще нужно для творческого тонуса?» — задается вопро­сом Сондерс.

Они с головой в рабо­те. И соревноваться друг с другом им просто некогда. «Каждый занят своим де­лом, — объясняет Дикон. — Почти то же самое происходит и в колледже: здоровая конкуренция всегда полезна. Надо просто заниматься своим делом, а не пытаться себя с кем-то сравнивать».

Да и красть друг у друга славу им ни к чему. Слиш­ком они непохожи. Голдин накладывает голограммы на технохлопок. Она хочет стать «английской Миссони». Холланд намерен выпустить меховые футболки, а Пью такие заурядные вещи не интересуют. Для него сейчас главнее най­ти себе теплое место для зимовки. Что будет потом, он еще не решил, но зато уже знает, как будут про­ходить его собственные похороны: «После моей смерти меня должны осве­жевать и обработать кожу по всем правилам, потом сшить и надуть, как огромный воздушный шар». Так что если они и соревнуются, то только с самой маши­ной модной индустрии. И не известно, что им важ­нее — собственно бизнес или собственно творчес­тво. Все они в искусстве портняжного мастерства позволяют себе многое. Но, быть может, как раз это­го и ждут от молодых британских дизайнеров.