Когда Валентин Юдашкин начал создавать свои пер­вые модели, само понятие «мода» было чем-то почти за­претным. В конце 80-х Юдаш­кин не побоялся пойти напере­кор системе и открыть соб­ственный Модный дом. На фоне унылых и однообразных вещей, заполонивших советские уни­вермаги, его платья казались чем-то сверхъестественным — яркие, невесомые, необычные, они будто сошли со страниц книги волшебных сказок. Раз­ница лишь в том, что сказки обычно не выдерживают столк­новения с реальностью, а Дом моды Юдашкина — выдержал. Модельер сумел не оказаться за бортом в перестроечные годы, смог он и без потерь пережить непростые 90-е.

Возможно, дело еще и в том, что у Юдашкина всегда был надежный тыл — ма­ма, жена и дочь. Причем с близ­кими он не расстается ни дома, ни на работе: жена Валенти­на, Марина — его администра­тор, мама занимается архивом. «Нас объединяет общее дело, и это здорово, — говорит Юдаш­кин. — Именно поэтому семья у меня такая крепкая».

В последнее время дел у Ва­лентина Юдашкина, его коллег и близких — невпроворот. Этой осенью модельер снова принял участие в Миланской Неделе моды. Кроме этого, в Историче­ском музее открылась выставка его работ под названием «Тай­ны Haute Couture», словно в до­казательство того, что Юдаш­кин не просто создает одежду — он занимается искусством. Сейчас сложно представить, что когда-то он и сам не знал, свяжет ли жизнь с модой: вна­чале были неопределенность и долгие поиски себя.

— Валентин, в 80-е годы вы учились на модельера в Московском индустриальном техникуме. Вы были увере­ны, что у вашей будущей профессии есть перспекти­вы в СССР?

—  Не вполне. Ведь в нашей стране в то время не было даже такого понятия - «мода», была только легкая промышленность. О моде мы узнавали разве что из Burda Moden. Но я и сам, честно говоря, в те годы не ду­мал о том, что стану моделье­ром. Я себя долго искал: рабо­тал    ассистентом    фотографа, рисовал эскизы для театраль­ных костюмов. Параллельно я и модой занимался, но относился к ней как к хобби и еще сам тол­ком не знал, выльется ли это во что-то серьезное. Все измени­лось, когда я впервые приехал в Париж в 1991 году, чтобы пока­зать свою коллекцию на Неделе моды. Стоило мне раз испить эту чашу искушения, увидеть, что такое «от кутюр», как была поставлена финальная точка: я понял, чем я буду заниматься всю жизнь.

—  Чем еще вам запомнился Париж в тот первый ваш приезд?

—  Главное ощущение — аб­солютно   другие   краски,   сам людской поток на улице был со­вершенно   иных   цветов!   Мы приехали из страны, где был де­фицит,   где   невозможно   было ничего достать. А там — мага­зины, и запросто можно купить карандаши и краски — это было невиданно! Помню, я купил себе гуашь, акварель, цветные карандаши и много-много фломастеров. Все для работы.

—  Где вы одевались в эпоху дефицита? Вам ведь, навер­ное, всегда хотелось модно выглядеть.

—  Очень многое я шил и вязал сам — рубашки, свите­ра, шарфы... Покупные рубаш­ки я иногда перекрашивал , специально для этого отдавал их знакомым в театр, а иногда и сам красил анилиновыми красителями — дома в тазике, на плите. Были еще спекулян­ты. У них обычно покупали джинсы. Проблема была в том, что стоили они, как сейчас по­мню, 160 рублей, а зарплата у моих родителей — 120. Одна­жды бабушка решила сделать мне подарок: долго откладыва­ла деньги, скопила наконец нужную сумму и подарила мне на день рождения. Я пошел и купил себе джинсы в переходе на Беговой.

— На комсомольском собра­нии вас потом не отчитали?

— Я сам был комсоргом кур­са. А потом, я ведь учился в индустриальном техникуме, на курсе были одни девчонки, а они ко мне снисходительно от­носились. (Смеется.)

— Ваша будущая жена тоже училась вместе с вами?

— Нет, с Мариной мы позна­комились гораздо позже, когда я уже по распределению при­шел работать старшим худож­ником в Министерство бытово­го обслуживания населения РСФСР. Два года мы просто бы­ли коллегами, без всякого наме­ка на близкие отношения. Но потом сборная СССР по косме­тике и парикмахерскому искус­ству отправилась в Венгрию, на чемпионат Европы. Марина была членом сборной, а я созда­вал для них костюмы, так что поехали мы вместе. В итоге моя будущая жена и ее команда ста­ли чемпионами. И этот успех настолько нас сблизил, что вскоре я сделал ей предложе­ние. После этого она уже не ду­мала о собственной карьере и всю свою жизнь посвятила мне и моему Дому моды. — С ее стороны это было жертвой— Это лучше спросить у нее. Но я лично думаю, что только сильная женщина может такое себе позволить, а Марина как раз из таких.

— Как-то раз вы призна­лись, что секрет прочности вашего брака в том, что же­на умеет делить с вами как победы, так и поражения. За 20-летнюю карьеру у вас были моменты, когда опус­кались руки?

— Конечно, были и взлеты, и падения. Они не были видны всем только потому, что я ни­когда не выносил такие вещи на публику. У Дома моды были очень сложные годы. В конце 90-х, когда в стране был тяже­лый кризис, нам нечем было платить зарплату сотрудникам приходилось банально думать о том, как выжить. Потом, в 2000 году, настало новое эконо­мическое время — надо было вписываться в совершенно но­вые условия, и это тоже не са­мое приятное в бизнесе. Мо­да — это вообще не просто. Это состояние постоянной гонки, когда год делится на два: шесть месяцев — один сезон, шесть месяцев — новый. Шесть меся­цев иллюзий — шесть месяцев реальности. Но с другой сторо­ны, только это, наверное, и за­ставляет не падать духом. Про­сто всегда можно утешать себя тем, что следующий сезон будет успешнее, чем предыдущий.

—  Ваше творчество ориен­тировано преимущественно на женщин. Как вам удает­ся так тонко чувствовать их потребности?

— Просто, создавая свои мо­дели, я никогда не думаю о ка­кой-то конкретной женщине. Иначе мое творчество было бы неинтересно всем остальным. Ведь женский образ в моде очень  собирательный, очень эмоционально-фантазийный. Это не стихотворное посвяще­ние одной-единственной герои­не. Именно поэтому мои коллек­ции такие многоликие и разно­плановые. Но надо понимать, что когда шьешь на модель — это одно, а когда надо одеть обычного человека — это совсем другое, нужно долго и кропотли­во работать в примерочной. Да­леко не у каждой нашей клиент­ки модельная фигура, и некото­рые вещи создаются специально с учетом их особенностей. Знае­те, в мире моды есть четкое раз­деление: дизайнеры-«создатели» и дизайнеры-стилисты». Пер­вые, создавая одежду, думают о том, как она будет смотреться на подиуме и на страницах глянце­вых журналов, а вторых больше волнует то, как вещи будут вы­глядеть на реальных людях.

—  А вы к какому типу себя относите?

—  На этот вопрос отвечаете вы, критики. (Смеется.) Хотя, например, Армани сам причисляет себя к «стилистам», а Валентино — к «создателям».

— На выставке в Историче­ском,   музее   представлены сотни ваших моделей. А лю­бимая у вас есть?

— Трудно сказать. Платья — они ведь как дети: невозможно какое-то одно любить сильнее, чем остальные.   Есть модели, которые напоминают о чем-то:о счастливых днях, о приятных встречах, об удачных показах В каждом есть что-то уникаль­ное — именно поэтому и созда­ется   архив.   Мне,   например, очень   дорого   платье   в   виде скрипки — оно как раз в архиве хранится, и я не готов с ним расстаться ни за какие деньги.

— И часто у вас такое быва­ет: клиент просит продать вещь, а вы не отдаете?

— Такое случается. Иногда я щущаю, что человек просто не сможет правильно носить соз­данную мной вещь, не сумеет по­казать ее как надо. Платье это ведь как вторая кожа. Од­нажды я создал на заказ для од­ной клиентки маленькое коктейльное платье. Но в итоге я решил, что ей его отдавать не надо. Мне показалось, что оно недостаточно раскрывает ее женскую суть. Вещь — идеаль­ная, женщина — потрясающая. Но они сами по себе, вместе я их не увидел. Так оно и осталось у меня. И я считаю, что как ху­дожник имею на это право.

— Со стороны кажется, что у вас есть все: крепкая семья, любимое дело, при­знание. Вам еще есть к чему стремиться ?

— По-моему, только у глупых людей есть все! Мне, разумеется, есть к чему стремиться. У меня очень много планов. Вот скоро преподавать начну, и мне прямо не терпится! Так интересно бу­дет с молодежью пообщаться! Ну и, конечно, новая коллекция —вот стану чуть посвободнее, сяду

опять за эскизы. Пора создавать новое — мода ведь продукт ско­ропортящийся, это стиль —вещь постоянная.