…Был один еврей, так он сказал, что все проходит.

Солнце тоже, вей, садится на закате дня,

Но оно еще родится, жаль, что не в пример меня.

Кто же будет одевать их всех потом по моде?»

— Александр Розенбаум, «Еврейский портной»

В первом десятилетии текущего века век двадцатый, эпоха громких имен в области моды, прощается с нами: один за другим отбывают в мир иной великие дизайнеры. Ушли в вечность Ив Сен-Лоран и Джанфранко Ферре, в 2008 году не стало Теда Лапидуса. Он умер в канун 2009-го, в ночь с 30-го на 31 декабря. В дни предпраздничной суеты и лихорадки сообщения о смерти 79-летнего портного, творца «новой волны», никто особо не заметил.

Его похоронили на парижском кладбище Пер-Лашез. На похоронах французский президент Николя Саркози назвал его «поэтом французского кутюра», «воплощением творческого духа Франции». Эти цитаты СМИ исполнительно воспроизвели, не добавив ничего или почти ничего. А ведь Лапидус был одним из тех, кто не просто создал новый стиль, но изменил сам взгляд на стиль вообще — и именно он в ответе за то, каким мы видим мир сегодня.

«Штопка у Инвалидов»

Тому, кто вздумает прогуляться по Парижу от сетчатого сачка Эйфелевой башни до опрокинутого кубка-купола Дома Инвалидов вдоль барской авеню дю Сюффрен, скорее всего, не придет в голову обратить внимание на старинные мастерские кустарей — всех этих сапожников, часовщиков, плетельщиков стульев, кто словно явился из прошедшего времени. Близ бетонной громадины ЮНЕСКО трудно заметить мастерскую, похожую на щель. «Мастер Шнеерсон. Штопка, кройка и шитье» — гордо гласит вывеска. А если войти внутрь, увидишь персонажа книг Шолом-Алейхема: кипа, пейсы, жилетка, сантиметр на чахлой груди; он сидит на столе, скрестив тощие ноги в «позиции портного», и, латая чей-то пиджак, распевает, покачиваясь в такт: «Да лобзает он меня лобзанием уст своих!..»

Ну да, перед нами — типичный еврейский портной, нуль-перемещением попавший на чинное авеню откуда-то из-под Егупеца. Так же, вероятно, выглядел портной из России Рувим Лапидус (позднее ставший Робертом), отец великого дизайнера, который, подобно тысячам соплеменников, в начале прошлого века ринулся от погромов в Париж. Там он поселился с семьей в квартале мануфактурщиков Сантье.

Улица Сантье — один из самых колоритных уголков торгового Парижа. Жизнь здесь просто кипит. В дверях бесчисленных пошивочных ателье и магазинах оптовой торговли тканями и одеждой что-то непрерывно таскают туда-сюда. В кафе и просто на улице жарко спорят деловые люди в фесках, чалмах и ермолках. По узким улицам и дворовым проулкам ловкие парни волокут тюки и бойко катят тачки с цветными рулонами мануфактуры, которой тут из рода в род торгуют выходцы из Северной Африки и Восточной Европы. Здесь и родился Эдмон (впоследствии Тед) Лапидус. Было это 23 июня 1929 года — 80 лет назад «с хлястиком», как говорят портные.

Известно, что карьера модельера юношу отнюдь не влекла. Ему, в отличие от Ива Сен-Лорана, не хотелось разрисовывать выдуманными деталями платья на картинках из модных журналов. Эдмон хотел стать врачом — только вот где бедному еврейскому портному взять деньги на изучение медицины? Волей-неволей Лапидус-младший принимает решение «остаться в семейной лавке» и отправляется на изучение ремесла в послевоенную Японию.

В те годы в Стране восходящего солнца не было ни Кэндзо, ни Ханаэ Мори, ни Ямамото. И Лапидус поехал в Токио изучать не эстетику, а технологию — устройство современных фабричных машин для поточного производства одежды. Позже он скажет: «Если есть квалифицированная рабочая сила, неважно, где производить одежду — на фабрике или в Доме Моды».

В 1949 году Лапидуса взял к себе сам Кристиан Диор. Дом Диора славится тем, что оттуда вышли почти все известнейшие дизайнеры XX столетия. И в этих стенах Лапидус научился, пожалуй, одному из самых важных принципов в его карьере: имя можно и нужно продать, если, конечно, оно дорого стоит.

В порядке бренда

Как создавать моду на славу? Для этого надо продавать не только имя, но и всю жизнь. Иначе говоря — стать брендом.

Что есть бренд? В словарях читаем: «Бренд (англ. brand) означает в переводе “товарный знак”, “торговая марка”». Версия Джеймса Р. Грегори: «Бренды не существуют в реальном мире — это ментальные конструкции. Бренд лучше всего описать как сумму всего опыта человека, его восприятие вещи, продукта, компании или организации». Версия Дэвида Ф. Д'Алессандро: «Бренд — это более чем реклама или маркетинг. Это все, что приходит в голову человеку относительно продукта, когда он видит его логотип или слышит название». Ну и прочие версии: бренд — это обещание, бренд — это контракт (и чем больше в нем пунктов, тем лучше), и т.д. В общем, мы примерно поняли.

«Новые времена, новые мерки»

В 1951 году Эдмон Лапидус создает собственный бренд. Вслед за «Christian Dior», который как раз тогда начал экспериментировать с продажей лицензий на производство аксессуаров, Лапидус выпускает часы, солнечные очки, парфюм и эксклюзивные ручки, украшенные его лейблом.

Еще через семь лет при содействии Шарля Азнавура Лапидус открывает в Париже свой первый салон Высокой Моды, а чуть позже — магазин готовой мужской одежды. Магазин назывался «Tedd», ибо Лапидус к тому времени поменял имя «Эдмон», казавшееся ему старомодным, на «Тед» — покороче, на американский манер.

Тем временем бутики с лейблом «Тед Лапидус» вырастали в мировых центрах моды, от Лондона до Нью-Йорка, от Мадрида до Гамбурга, как грибы после дождя. В бутиках любой посетитель мог приобрести стандартный костюм по размеру — и во вселенной кутюрье это вызывало брожение умов. Навсегда остались в прошлом лавки, где портной с сантиметром на шее мерил заказчика с ног до головы, подгоняя костюм по размеру и фасону. Для кутюрье старой школы «серийный» подход к священному делу пошива был потрясением основ. А что делать? На дворе новые времена, а в мире моды набирает мощь «новая волна», и Тед Лапидус — флагман ее.

В 1963 году, накануне вступления во французский Синдикат Высокой Моды, Тед Лапидус подписал контракт с универмагом «Belle Jardiniere» («Прекрасная Садовница»). Главный пункт контракта — открытие магазина «прет-а-порте» под маркой «Тед Лапидус». Отныне кутюрье творил как бы в трех измерениях: эксклюзив для важных персон (среди которых аристократы, магнаты, жены президентов); коллекции prêt-à-porter, которые распространяются через фирменные бутики, и наконец, массовое производство одежды по дизайну маэстро — эта одежда производится серийно и реализуется через сетевые магазины.

«Честь мундира»

В 1969 году израильское правительство заключает с Тедом Лапидусом магистральный контракт — под руководством кутюрье в Израиле выпускают военную форму для женщин. Через пару лет почти 50 % серийной одежды, производившейся в Израиле, украшал ярлык с именем Теда Лапидуса.

В начале 1960-х дизайнер объявил «всеобщую мобилизацию» слабой половины человечества, одев женщин в блейзеры с золочеными пуговицами и погонами. Оказалось, что фантазии в стиле «милитари» гётевское «вечно женственное» лишь подчеркивают.

«Люди в моей одежде выглядят на десять лет моложе и на десять фунтов стройнее», — частенько хвалился Лапидус, и то были не пустые слова. Его талант проявился в идеальном крое, в пристальном внимании к деталям — и все под личиной эдакой бесшабашной «молодежности». В отличии от Пако Рабанна, Лапидус не находил сексуальными ни металл, ни пластик. Не привлекал его ни ориентализм Сен-Лорана, ни утонченность Диора, ни мини-юбки Куррежа. Зато Лапидус развил стиль сафари, предложенный Сен-Лораном. Изображение Брижит Бардо в приталенной куртке песочного цвета со шнуровкой спереди стало символом Дома Лапидуса.

Впрочем, его излюбленной материей был деним — джинсовая ткань. Джинсы нужны были Лапидусу, чтобы раздвинуть границы Высокой Моды и создать стиль, бросивший вызов элегантным матронам и наивным куколкам с большими глазами.

Этот новый стиль стал зваться «унисекс».

Первая ласточка глобализма

В 60-70-е годы в мире начало происходить нечто странное. На подиумах стали появляться андрогины с русалочьими волосами до бедер, в обтягивающих штанишках, прозрачных рубашках. А модели женского рода, наоборот, выступали в брючных костюмах, бесформенных спортивных штанах или джинсах. Впрочем, из денима отныне изготавливались безукоризненные сарафаны, юбки, вечерние туалеты. Они приводили в восторг публику — и ужасали королей моды, называвших деним «синей чумой».

«Отец унисекса» Тед Лапидус одним из первых понял, что роли женщины и мужчины необратимо меняются местами. Раньше женщина была «прекрасной дамой», таинственной, неуловимой и загадочной, а мужчина — брутальным и волевым завоевателем, но теперь все стало иначе: женщины отстояли свою самодостаточность и независимость, и это позволило мужчинам расслабиться. Отныне женщина становится активной воительницей в делах и любви. Она — амазонка, и ей необходимы соответствующие аксессуары: «тщательно нечесанные» волосы, ботинки на низком каблуке, камуфляж.

Под стать нынешним андрогинным идеалам были музы Лапидуса — ye-ye girl Франсуаза Арди, синеокий красавчик Ален Делон, певица Аннабель Буффе, напоминавшая «гарсонку» (девочку, похожую на мальчика). И хотя сегодня в мире моды многие поют отходную унисексу, вот уже несколько десятилетий он не сдает позиций и держится невзирая ни на что.

Закат Высокой Моды?

Дизайнер — всегда отчасти провидец. И Тед Лапидус, работая над своими «бесполыми» моделями, понимал, что в мире, где царствует утилитарность и стандарт, дни Высокой Моды, возможно, сочтены.

Будем реалистами: 99 % женского населения Земли никогда в жизни не сможет даже примерить творение изощренной фантазии королей моды. А что касается клиентов, вряд ли среди посетителей дефиле найдется пара сотен человек, которые закажут себе эксклюзивное платье: на его пошив уходит 500-900 часов, то есть около двух-трех месяцев работы, а кто же захочет столько времени его ждать?

Что же касается авангардных идей, в последнее время haute couture сдает позиции prêt-à-porter (готовой одежде, менее дорогой и более приемлемой для простых смертных). И это понятно: многие клиенты (точнее, клиентки) домов высокой моды занимают общественное положение, которое не позволяет им шокировать людей экстравагантной одеждой. Представьте себе, скажем, королеву английскую в мини и с пирсингом на обнаженном животике. Или супругу российского президента в турнюре.

* * *

С конца 1970-х стиль Лапидуса начал увядать. Возможно, кутюрье просто надоело заниматься модой — он ведь никогда не считал ее делом своей жизни. Распродав лицензии на производство аксессуаров и в 1989 году вверив Дом сыну Оливье, Тед Лапидус скрылся от внимания публики на Французской Ривьере, где и прожил последние 20 лет.

Он умер в Каннах от лейкемии.

«Тед Лапидус сделал для французской моды столько же, сколько Франсуа Трюффо — для французского кино», — сказал критик моды Робер Метт.

Он был истинный Портной нашего времени.

Одевал женщин так, как их любил.

Одевал их для улицы, а не для модных салонов.

Самого себя называл «Кутюрье улицы».

Долго ли мир будет помнить все это — неизвестно.